В краю непуганых топтыгиных.
Хитрый глухарь.
Стояли морозные декабрьские дни, словно выкованные из хрусталя. Снег, пушистым саваном укрывший землю, намело уже почти метровой толщиной. Морозы лютовали, сковывая все живое ледяными объятиями – столбик термометра неумолимо опускался ниже отметки в 45 градусов, особенно безжалостным холод был по ночам. Лесные обитатели, смирившись с приходом зимы, искали спасения от стужи: одни зарывались в сугробы, другие прятались в уютных дуплах, третьи находили приют в густых еловых лапах или заброшенных гнездах.
Этот выезд не предвещал ничего особенного, все было привычно и обыденно. Как всегда, с отцом выходили на путики вместе, и первые семь-восемь километров вдоль реки Селигдар мы преодолевали бок о бок. Затем наши пути расходились.
Отец уходил вправо, углубляясь сначала в кедровую падь, а затем поднимаясь к вершине ключа Красный. Перевалив через сопку, он спускался к устью ручья Звездочка, пересекал Селигдар и возвращался на нашу общую дорогу.
Я же уходил влево. Спустившись в распадок, во второй раз пересекал ключ Хромой и, взбираясь по сопке, направлялся к истокам ключа Бай. Моя тропа вела дальше вправо по распадку, в сторону кедровой пади. Обратный путь лежал от вершины ключа Бай в другой водораздел, где вдоль ключа Кюлюлях я спускался к Большому озеру, расположенному всего в двухстах метрах от Селигдара.
Разнообразие угодий поражало: сосновые боры сменялись марями, поросшими кустарником и полянами вблизи ключей, смешанные березово-осиновые рощи переходили в еловые или кедровые леса. В этих девственных местах, где редко ступала нога человека, в изобилии водились птицы и звери. Благодаря умелому использованию охотничьих угодий, мы с отцом редко возвращались домой с пустыми руками. Но без лишней необходимости боровую дичь не трогали, за исключением разве что трофейных экземпляров – глухарей или тетеревов.
В пятницу, после работы, отец занес рюкзак.
– Завтра выезжаем. У меня выходной, – сообщил он.
– Отлично, я всегда готов, – ответил я, собирая свои вещи.
Утром я услышал, как отец встал.
– Пора и мне, – подумал я.
Еще не было и шести часов, когда подошел дражный автобус. Вместе с другими рабочими я вошел в открытую дверь. В те времена рабочих перевозили старенькие автобусы ЗИЛ.
Через весь автобус, вдоль прохода, была закреплена огромная труба, диаметром не менее трехсот миллиметров. Она отлично обогревала салон в суровые якутские морозы. Рабочие, ехавшие из поселка Ленинского, громко переговаривались, играя в карты на заднем сиденье. Мы с отцом сели ближе к двери, зная, что через полчаса будем выходить. На улице царила непроглядная темень, хотя приближалось время полнолуния. Как обычно, в это время луна восходила рано вечером, часов в пять. Но в эту долгую зимнюю ночь солнце к пяти часам уже скрывалось за горизонтом, а луна заходила еще ночью, часам к пяти. И до восхода солнца, к восьми утра, этот отрезок времени оставался погруженным во мрак.
Наша остановка. Мы выходим, и под ногами хрустит свежевыпавший снег. Свет удаляющихся задних фонарей автобуса скрывается за поворотом дороги. Глаза быстро привыкают к темноте. Рюкзаки уже за спиной, охотничьи лыжи прикреплены к ремням. Небольшая проверка – все ли в порядке, – заряжаем оружие и, переговариваясь, начинаем подъем в гору. Подъем занимает около получаса. Выйдя на перекресток дороги, ведущей к переправе на реку Инаглий, отец сообщает, что пойдет по путику с обратной стороны.
– Отлично, я пойду через Большое озеро. Встретимся возле поваленного дерева, – говорю я.
Отец быстро исчезает за поворотом дороги. Пройдя еще метров триста, дорога идет вниз, и двигаться становится легче. До больших полян остается всего метров пятьсот, когда я замечаю на обочине дороги две здоровые дыры в снегу. Ничего не подозревая, ступаю в глубокий снег, чтобы посмотреть, что это и откуда. Начинает сереть. До первой лунки мне нужно пройти метра три по снегу, вторая же находится дальше, в метре от нее. Разглядывая первую лунку, я так и не понял, какая птица ее сделала. Но лунка была большая. Пробую снег – он рассыпается.
– Свежая, – только и успеваю подумать, делая еще один шаг вперед.
В эту секунду прямо перед носом, словно из жерла вулкана, чуть не задев меня крылом, взлетает огромная птица! Секундное замешательство, вскидываю ружье, и только темный силуэт исчезает за огромной елью. И вот только после этого я понимаю, что проспал глухаря! Отличный экземпляр, которого я мог с легкостью добыть, будь я проворней.
– Ну что ж, у меня еще весь путик впереди, оставлю его на обратный путь, – думаю я. – Встречу отца, вместе попробуем взять здоровяка!
Мой путь лежит по этой длинной поляне, мимо летнего интернатовского лагеря. Впереди виднеется небольшая посадка. Уже рассвело, и показались первые лучи восходящего солнца. Снег искрится на морозе. Недалеко от посадки в поле виднеются лунки, но они меньше тех двух, что я встретил наверху. На сей раз я снимаю ружье с плеча и кладу на левую руку, а войлочную рукавицу убираю за пазуху. Остается только тонкая шерстяная перчатка. Медленно двигаясь вперед, наблюдаю за лунками, до которых остается метров сорок. Лыжи поскрипывают на свежевыпавшем снегу. До лунок остается метров двадцать, когда начинают взлетать первые птицы.
Снег, взлетающий вместе с птицами, переливается всеми цветами радуги в первых лучах солнца. Вскидываю ружье, по линии выстрела попадают две птицы. Вывожу мушку чуть выше птиц, гремит выстрел…
Самец тетерева лежит на снегу неподвижно, а вот тетерка хлопает одним крылом, пытаясь взлететь. Второе крыло перебито. Вот так удача! Сердце готово выпрыгнуть от радости. Такие подарки судьбы редко нас посещают.
Просто работая на путике, некогда заниматься поисками птицы из-за отсутствия лишнего времени. Охота на боровую открывалась почти одновременно с пушниной и закрывалась вместе – на птицу и пушнину – в последний день февраля. Охота же на току была запрещена. Вот и довольствовались промысловики такими счастливыми мгновениями своей жизни. А с какой радостью и азартом делились они своей новостью!
Обеим птичкам находится место в рюкзаке. По этой дороге мы всегда возвращались домой. Поэтому и следы, и лунки на полянах мне приходилось встречать либо утренние, либо старые.
Река Селигдар и Большое озеро остались позади. Захожу на путик – старую просеку геодезистов. Когда-то давно районы делили на квадраты, рубили просеки, на перекрестках ставили столбики с номерами, пробивались высоты и низины. Такие маркшейдерские карты этих мест были и у нас с отцом. На картах было отмечено все: и лес, и гольцы, и ручьи. Отличное подспорье для охотника тех далеких лет.
На первом отрезке пути зачастую встречались рябчики, зайцы, лисы. Смешанный лес состоял из березы, осины, ольхи. Излюбленное место для рябчика и зайца – отличная кормовая база. Заячьих троп здесь было немерено, и петли на них ставили только в этих местах. Попадались между ними и елки, и лиственницы. Ну а рыжая кумушка там, где зайчики, да и птичкой полакомиться горазда.
Двигаясь по путику, я все время думал о том, как расскажу отцу про свою сегодняшнюю охоту, когда мы встретимся на общем отрезке! В этих размышлениях я и не заметил, как дошел до перекрестка, хотя мне нужно было пройти еще дальше, до кедровой пади. Это был новый участок. Мы с отцом пробили его еще осенью по первому снегу. На следующий год здесь, в кедровой пади, на одном из огромных, разлапистых кедров, была добыта рысь. Это были первые пять километров нового пути.
Горностай и соболь, снятые на этом участке пути, вроде бы и не густо, но и не пусто. Как говорят, курочка по зернышку клюет и сыта бывает. Так же и мы.
Я возвращаюсь на перекресток и ухожу влево по лыжне. Небольшой спуск, и я в долине ключа Хромой, здесь, у подножия горы, берет он свое начало. Снег весь исчерчен оленьими следами. Это их любимое место. Низина зажата между сопками и прикрыта от ветров, высокие еловые леса задерживают снег, и внутри он не такой глубокий. Да и ягеля хватает кормиться.
Беличьи места. Здесь им раздолье. Креплю на деревьях плашки. Плотный и высокий еловый лес не дает взять белку ружьем. Вот и приспособились крепить плашки. За сезон белок много не брали – от 50 до 100 штук. Не было в них большой необходимости. Вот и в договоре указывали количество белки – от 30 до 50 штук на двоих. Но отдуваться приходилось больше мне. Отец же больше внимания уделял соболю. Ну а я, молодой, любил погонять зверька. На них у меня был какой-то свой особый инстинкт. Ловил я их и возле дома летом на петлю.
Выхожу к поваленному дереву на наш общий перекресток. Отца еще нет, хотя по времени он уже должен быть. Обычно он меня встречал, если мы шли таким путем. Очищаю дерево от снега, кладу войлочные рукавицы, такие отцу выдавали сварщики на работе. Сажусь, достаю термос из рюкзака, из-за пазухи – бутерброд. Время подкрепиться.
Прождал отца минут двадцать. Нет, не видно его. Мне нужно идти, время не ждет. Пишу на снегу для отца время, когда я был здесь, в надежде, что он задержался по каким-то непредвиденным обстоятельствам.
Лыжи скользят потихоньку вниз с сопки по сухому снегу. В моем рюкзаке добавилось еще пара соболюшек. И это только с моего участка, а еще и у отца… Да и здесь, на общем участке, порядка пятнадцати капканов. В общем-то, этот период времени никогда добычливым на пушнину не был. Сказывались морозы, заставляя живность прятаться.
Ключ Хромой! Одно из моих самых любимых мест в этом районе. Вокруг ключа лежит огромная поляна, а рядом – мелкий сосновый лес – глухариные места. А в кустарниках шныряют снежные куропатки. Недалеко от этого места, на взгорке, токуют глухари по весне.
За эту неделю, пока меня с отцом не было, снега выпало сантиметров десять. Но двигаться по лыжне было не тяжело. Еще немного, и я возле лагеря. Справа от меня, в лесочке, спряталось небольшое озеро. И даже в эти морозы ондатра наследила, вылезая наружу.
Время около трех часов. Я иду с небольшим опережением, но у меня есть на сегодня еще одно незаконченное дело! Это мой утренний глухарь. Есть желание прогуляться немного и разведать, а вдруг повезет…
Селигдар позади, я на полянах. Огляделся – все тихо. Снег искрится в вечерних лучах солнца.
Осталось пройти километр до глухариных лунок. Выйдя на дорогу, я снял лыжи. Пешком идти было легче, ноги привычно чувствовали твердый снег.
Поднимаюсь в гору, и вот, словно мираж, передо мной возникает то, к чему я так спешил. До темноты оставалось чуть больше получаса, а до автобуса – полтора. Подхожу ближе, вот они, заветные лунки…
– Так… в этом направлении он и улетел… далеко не должен был, – размышляю вслух.
Лыжи скользят по снегу, ружьё на изготовке, в стволах – дробь номер один.
– Ну, с богом! – шепчу, и сердце замирает в предвкушении.
Крадусь осторожно, зная, что глухарь – птица пугливая. Метров через семьдесят нахожу место его недавней трапезы.
– Ага, вот и лунка, похоже, успокоился и снова от мороза спрятался в снег погреться. Сколько же он просидел в ней? Видать, голод не тётка, выгнал наружу!
Пытаюсь распутать следы вдоль кустарника – здесь он взлетел, но через десяток метров снова приземлился. Кто вспугнул? Иду дальше, стараясь не шуметь. Лес медленно погружается в ночную мглу, в моём распоряжении – не больше пяти минут, нужно возвращаться.
След глухаря уходит влево, обратно к дороге. Пробую след – свежий, не более часа.
– Он здесь! Я чувствую это!
Ещё пара шагов – и боковым зрением замечаю, как птица взлетает со снега! До неё – не больше пятнадцати метров. Ещё мгновение – и она растворится в ветвях ели. Машинально вскидываю ружьё… После выстрела, кувыркаясь в густых ветвях, птица падает на землю!…
– Фу ты, блин! – невольно вырывается у меня, когда поднимаю добычу.
В почти полной темноте, да ещё и за деревом, невозможно было разглядеть, что поднявшийся со снега рябчик показался мне огромным глухарём!
Рассматривая петушка, вдруг отчётливо слышу и вижу, как в двадцати метрах от меня с огромной ели, громко хлопнув крыльями, срывается огромная птица. Это был глухарь! Он снова обвёл меня вокруг пальца, от досады сердце зашлось.
– Ну, нет! Этого просто не может быть! – с досадой ругаюсь я.
– Всё, на сегодня с меня хватит!
Выхожу на дорогу, привязываю лыжи к ремню.
– Нужно шевелить ногами, а то так и на дражный автобус опоздать можно, – думаю, поглядывая на часы.
Чуть больше получаса понадобилось, чтобы перевалить через гору. Тут каждое деревце, каждый кустик знакомы до боли. Вниз идти всегда легче, а это – половина пути. Хорошо, что луна подсвечивает дорогу.
Выхожу на перекрёсток, по расписанию автобус должен быть минут через пятнадцать. Время ещё есть, решаю лыжи спрятать в лесу – закопать в снег. Думаю, через два-три дня вернусь. Меня заело, что какая-то птица меня вокруг пальца обвела!
– Я за тобой вернусь! Я найду тебя! – кричу на всю тайгу, шагая по дороге.
Луна светит прямо в лицо. Иду по дороге и всё время оглядываюсь назад, в надежде увидеть свет фар и услышать натужное урчание мотора автобуса, но… вокруг тишина. И только изредка сова ухает, пугая всё живое, откуда-то из лесной чащи.
Так дошёл я до свалки, надеясь, что может какая-нибудь "говновозка" запоздает, и я смогу хоть немного проехать, но… увы, и тут тихо! Похоже, придётся идти пешком! Ну, не впервой! Конечно, лишние десять-пятнадцать километров ни к чему, когда за плечами уже порядка двадцати пяти километров. Но, видимо, судьба такая. Так и дошёл до 26 Пикета, повезло – из посёлка Яцик шёл рейсовый автобус, на котором и добрался до дома.
Отец уже ждал меня. Спустившись к реке, он решил пройтись вдоль неё до драги, посмотреть новый участок. Автобус от драги с рабочими выехал раньше на час, поэтому я и не успел на него. Увидев мои трофеи, отец с восторгом поздравил меня.
– Ну, молодец, сынок! Я всегда знал, что для охоты ты в рубашке родился!
Ужиная за столом, мы ещё долго беседовали, я рассказывал о своих похождениях, а отец расспрашивал.
Три дня пролетели как мгновение. Завтра у меня выходной, и цель одна – глухарь! Завтра поеду за ним. О своих планах я рассказал отцу заранее. Он не был против, только и сказал:
– Ну что, съезди, посмотри, возможно, тебе повезёт! Глухарь – птица мудрая, просто так на мякине не проведёшь. Но ты у меня – счастливчик…
Выхожу из дома, сегодня я один. Но на этот раз мне светит луна, которая сейчас выходит по-тёмному. Подъезжает всё тот же старенький автобус, всё те же лица в замасленных фуфайках и куртках, покрикивая, играют в карты на заднем сиденье. Другие дремлют, используя время. Рядом, на сиденье, сидит дядя Толя (сынуля).
– Ты что-то зачастил в лес, Миша? Случилось что?
– Да нет, дядя Толя! У меня сегодня выходной. В лесу встретил я одного хитреца, вот и решил навестить! Да и ещё одно дельце проверить нужно.
Вкратце я рассказал ему про глухаря. Слушал он меня, не перебивая.
– Ну что, попробуй, взять глухаря – дело непростое. Я сколько раз сам пробовал, всё впустую, зимой он особо осторожный.
Получив наставления, я вышел на знакомом перекрёстке. Медленно уходящий автобус оставил меня на морозе и в темноте таёжной ночи. Торопиться мне некуда, до первых лучей солнца ещё чуть больше часа, до места – минут сорок спокойной ходьбы. Захожу в лесок за лыжами. Луна в полном диске светит особенно ярко, но я знаю – это ненадолго, ещё минут двадцать – и она спрячется за сопкой.
– Ааа, к темноте не привыкать! Всего-то двадцать минут! – думаю, цепляя лыжи за ремень.
Медленно шагаю в подъём, останавливаюсь, прислушиваюсь – тишина!
– Скоро, совсем немного – и поползни начнут шуршать по стволам деревьев, попискивая при этом. Белки тоже начнут выискивать ели с шишками – голод ведь не тётка, есть-то хочется! Просыпаться начнёт вся тайга! – иду и рассуждаю про себя.
А сейчас ещё темно, лунный диск медленно закатывается за сопку, накрывая холодной темнотой тайгу.
В такт моему шагу лыжи, привязанные на шнурке, дёргают меня за ремень, как рыба за леску! Шурша при этом по снегу, хлопают друг об друга, как будто пытаются согреться!
Так, думая и прислушиваясь, забрался я в подъём.
– Вот он, знакомый перекрёсток – дорога через реку Селигдар на реку Инаглий. Сколько же здесь всего произошло, а сколько ещё должно произойти? Привычка это или что-то ещё, но меня всё время тянет сюда, как магнитом. Здесь, по этой дороге, через пару недель будет добыт тетерев, здесь, летом, при переправе через реку, в бурлящих потоках половодья нас будут снимать с плота посередине реки. Здесь, при переезде реки на рыбалку, перевернётся на бок наш ГАЗ-69. А сколько ещё случаев произойдёт с нами – одному богу известно!
Немного постоял на перекрёстке, словно очнулся от забытья, и говорю себе:
– Пора идти.
Горизонт на востоке медленно сереет, светлая полоска растёт на глазах не по минутам, а по секундам. Она перерастает из серой – в багрово-красную. А через минуту-другую появляется маленькая полусфера солнечного шара.
– А день-то обещает быть хорошим!
До знакомой лунки мне оставалось пройти минут пять. Зная это, я стал идти осторожнее и внимательно просматривал обе обочины дороги.
Я на месте, лыжи отвязаны, стою и внимательно слушаю каждый шорох, каждый звук! Минут пять прошло – ничего, что могло бы сказать о присутствии большой птицы. Решаю начать поиски там, где видел глухаря в прошлый раз…
Пройдя по лесу то вправо, то влево в поисках глухаря, я понял, что такие бессистемные поиски ничего не дадут. Так можно только случайно наткнуться на птицу.
– Но как же? – думаю я.
– Ходить влево, потом направо я уже пробовал, так не годится. А может, по спирали? Пройти километр дальше, этот пункт взять за основу и от неё ходить по кругу? Держась метрах в двадцати от своего следа, который будет хорошо виден на снегу, да и смотреть нужно только вперёд и в одну сторону. А? – рассуждаю я про себя.
– Ну что ж, это идея, а мой след к центру – это направление! Тут точно не заблукаешь! Отлично! – шагая вперёд на лыжах, думаю про себя.
Снег поскрипывал под лыжами, пройдя примерно километр, я остановился.
– Вот, мой пункт! – намечаю глазами свой следующий путь.
Сказать, что в лесу в этот период было тихо, наверное, не совсем правильно, даже совсем неправильно! То там, то тут сновали поползни по стволам деревьев. Да и деревья потрескивали от мороза! А вон там закричала сойка, похоже, кого-то испугалась. Лес жил полной жизнью, это мне нужно быть тихо, так тихо, чтобы меня не видно и неслышно было.
И так я шёл круг за кругом всё дальше и дальше, иногда попадались мне следы и лунки глухаря, но все они были не свежие. Вон… там… на макушке сосны кто-то сидит, может, глухарь? Плохо видно… далеко ещё. Я стал осторожно красться в сторону этого чёрного пятна. Пробивающиеся лучи солнца из-за тучки слепили меня. Было плохо видно. Всё ближе и ближе, но что-то уж не совсем похоже это пятно на птицу. Осторожно прошёл ещё немного – и, когда до пятна осталось метров пятьдесят, наконец сообразил, что это чёрная белка!
– Фу ты, чуть до… не довела! Вот сейчас-то ты как раз и нужна! Шуметь тут я точно не буду, – подумал я.
Время двигалось к обеду. Мои поиски пока ни к чему не привели.
– Но куда же ты делся, дружок! – думал я, вглядываясь в лес. В глухарином отношении было точно тихо!
Через лес спуститься вниз к Селигдару было недалеко, а там, на противоположной стороне – устье ключа Хромой.
– Прогуляюсь-ка я туда, давно ведь хотел, вот только время всегда было жалко терять, а тут как раз случай представился, – думаю я себе.
Сказано – сделано, разворачиваюсь и двигаюсь по направлению к реке. По пути встретились ещё следы глухаря, но они также были не свежие, пару дней назад.
Ещё немного – и между деревьями проглядывается просвет. Выхожу к реке – красивые зимние пейзажи душу бередят.
Река скована льдом и укрыта толстым снежным покровом. Охотничьи лыжи легко скользят по плотному снегу, не проваливаясь в снежной целине.
Устье ключа почти незримо, скрыто между деревьями и кустарниками. Не зная, можно пройти мимо и не увидеть ничего. Зато если зайти глубже – попадаешь на обширные мари, тянущиеся с полкилометра в ширину, ну а после Хромой прячется между деревьями и кустарниками – петляя между ними, как заяц. А дальше вновь просторы – мари и болота, тянущиеся на несколько километров, на смену которым приходит вновь лесное путешествие ключа.
Я вышел на левую сторону Хромого. Где-то впереди закричала кедровка, знаю, эта птица просто так кричать не будет, что могло её потревожить?
– Нужно быть ко всему готовым, – крутится в голове.
Рука машинально тянется к патронташу. Вытаскиваю оба патрона с правой стороны – пулю и волчью картечь.Вставил обратно, на место. Лыжи мои устремились в ту сторону, откуда доносился тревожный крик птицы. Справа, за ручьем, метрах в двухстах, нечто произошло – там, встревоженно кричала кедровка, словно пытаясь донести весть до каждого обитателя леса. Что там случилось? Неизвестность заставляла двигаться вперед с осторожностью и напряжением. Для успокоения, в правый ствол дослал патрон.
– На всякий случай, – промелькнула мысль.
На этих, свободных от леса, марях было обилие заячьих следов, целые тропы протоптаны. Не меньше и оленьих, да и следов сохатого хватало, а значит, где дичь, там и хищник.
Вскоре я увидел – кедровка восседала на макушке небольшой сосенки, что росла на краю мари. Но что творилось внизу, скрывал густой кустарник…
За кустарником, присыпанный снегом, лежал задранный олень. Крупный самец, с роскошными, ветвистыми рогами. Кедровка продолжала ругаться, сидя на сосне, возмущенная тем, что ее оторвали от трапезы. На свежем снегу отчетливо виднелись свежие следы лисицы – объекта возмущения птицы. Рыжая плутовка, почуяв мое приближение, поспешила скрыться восвояси. Наверняка сейчас, как и кедровка, наблюдает за мной из-за кустов, в лесочке, куда вели ее следы.
– Как же бросить такую халяву в такое голодное время! Не каждый дурак откажется! Вот и сидит где-нибудь, облизываясь, наверное, приняла меня за конкурента!
Рассматривая эту трагическую картину, я понял, что оленя задрал волк. Одиночка. Встретить волка в это время года в наших краях – большая редкость, из-за глубокого снега. Осенью, вместе с кочующим северным оленем, они уходят дальше на север, где снега меньше. Волк пробыл здесь два, три дня, набираясь сил, не больше. Об этом говорили свежие следы, да и от туши он далеко не отходил. Но вот уже пару дней, как серый ушел дальше на север. И теперь тут разбойничают все, кому не лень!
Похоже, что и меня можно причислить к их числу, в этой драме и я решил немного нажиться. Оленьи ноги остались нетронутыми. Снять кумус с мерзлых ног – задача не из легких, поэтому решаю забрать с собой все четыре нижние части, до сустава. Небольшой походный топорик, и через двадцать минут в моем рюкзаке лежали мои новые оленьи «ботинки»!
Огляделся еще раз.
– Жаль рога взять нельзя! Красивые, но это слишком явно! Эх, была бы техника под рукой!…
Впереди, за марью, показался невысокий сосновый бор.
– Мне туда! – мысленно наметил я свое направление.
Метров сто не доходя до бора, среди кустарника, я увидел свежие следы глухаря. Сердце тревожно забилось. Проверяю ружье… в порядке.
– Следы совсем свежие, – подумал я, глядя, как рассыпается снег в руке, касаясь следа.
Следы глухаря стали попадаться повсюду, старые, свежие, все истоптано, как на весеннем бульваре!
Прохожу еще немного, и вдруг, между деревьями, из-под снега, с шумом взлетает глухарь!…
Я был готов! Глухарь взлетел и тут же уселся на дереве, вытянувшись, как струна. Вот как он прячется! Если бы я не видел, куда он сел, прошел бы мимо. Но в этот раз все было иначе. Он с удивлением разглядывал меня, а я медленно, без резких движений, поднимал ружье…
Глухарь замер. Невидимка!
– На сей раз на моей улице праздник! – мелькнула мысль, когда я нажимал на спусковой крючок!
Я видел, как птица камнем упала вниз, и был уверен, что добыл хитреца. Довольный сегодняшней охотой, я решил возвращаться, через полтора часа начнет темнеть. А мне еще нужно добраться до дороги.
Счастливый и довольный, я летел на лыжах, как на крыльях, в сторону дома. Еще немного, и я в начальной точке моего сегодняшнего поиска.
– Ну что? Недолго ты надо мной смеялся, хитрец, – подумал я.
– Вот лежишь ты у меня в рюкзаке, а до нового года недолго осталось! А уж как отец и мать порадуются!
Довольный собой, и не замечая ничего вокруг, я шел по протоптанной утром лыжне.
До дороги оставалось менее километра, когда впереди меня, в пятнадцати метрах, со снега с шумом поднялся… кто бы вы думали? Конечно, он! Снег разлетелся в разные стороны! Эта птица, словно призрак, появилась вновь. Оцепенев, я стоял и завороженно смотрел на эту царь-птицу! Какой полет, какая грация! Забыв при этом, что у меня есть ружье, а я – охотник! Не знаю, сколько я так стоял, пока не очнулся, увиденное мною еще долго стояло перед глазами, пока я не сел в дражный автобус.
Дражники с любопытством и завистью разглядывали птицу, она была великолепна! Не знаю, сколько она весила, но мне тогда казалось килограмм десять! Хотя мужики и говорили, что весил он около пяти кило.
Про себя я сравнивал эту добытую мною птицу с тем красавцем. Я даже был рад, что глухарь остался жив, он трижды ушел из-под моего выстрела. Мне довелось еще несколько раз встретить моего старого знакомого, но я больше не охотился на него, и никому не рассказывал. Все знали, что своего глухаря я уже добыл!
Однажды, через год, я вновь встретил его сидящим на старом дереве, он смотрел на меня, не улетая, и только щелкал клювом, как будто хотел что-то сказать! Это было снова под новый год! Может, он хотел со мной попрощаться?… А может… Но это была другая история.
Графика одного из молодых художников.
