Прародитель Слета ЮРОК:МАНЕВРЫ, ФЛИРТ, ТЕАТР И СКАЧКИ
Здравствуйте, дачники, здравствуйте, дачницы,
Летние маневры уж давно начались ...
(Строевая песня)
Ливерпульский стипльчез стал разыгрываться с 1836 года, Пардубицкий — с 1874 года, двумя годами позже Красносельского, но оба они существуют до сих пор — и как существуют! А Большой Красносельский стипльчез сохранился лишь в воспоминаниях, в названии пригородной платформы «Скачки», да в великом романе Л. Н. Толстого.
Петербург — в прошлом город военный. Особенно это заметно было в середине XIX века, когда военные составляли почти 10% всего населения города, — ведь здесь находились около дюжины кавалерийских и пехотных полков, кадетские корпуса, военные академии, инженерные училища. Старый город был буквально нашпигован казармами, конюшнями, манежами: на Загородном проспекте — Семеновский полк, на Фонтанке — Московский, Конногвардейский — между Исаакиевской площадью и Благовещенской пл. (ныне пл. Труда), Кавалергарды — на Захарьевской улице... В моем любимом Петергофе квартировали лейб-гвардии Уланский (сохранился прекрасный манеж), Драгунский (целый городок в районе Старого Петергофа) и Конногренадерский полки (остатки манежа, конюшни и казармы). Впрочем, гвардейские полки распологались во всех загородных царских резиденциях — и в Гатчине, и в Павловске, и в Царском селе, создавая своеобразное кольцо безопасности вокруг столицы.
И было еще одно местечко... Судьба его поистине удивительна, уникальна, невероятна. В течении почти 100 лет на три месяца в году оно становилось «военной столицей» России, чтобы остальные 9 месяцев жить сонной жизнью провинциального городка в ожидании нового сезона. А до того и после того — это был и есть просто пригород Петербурга, в котором сегодня не часто встретишь досужего туриста, не то, что в пышном Петергофе или в Царском селе. А между тем, местечку этому есть, чем гордиться — оно до сих пор насыщено мало кому известными реликвиями. Место это — Красное Село.
Красное село основано еще Петром I в 1709 году на одной из древнейших магистралей нашего края — Нарвской дороге, включавшей в себя часть еще более древнего Новгородского тракта, на землях Дудоровского погоста Ореховского уезда. Дудоровский погост в допетровские времена состоял из небольших хуторов и деревень, но Петр -преобразователь назначил этому месту роль промышленного центра. Блестящие наследники Петра I — Екатерина II и Александр I — еще раз круто перевернули жизнь этого края, избрав его для проведения маневров. Почему именно Красное село? Да просто местность здесь подходящая: на сравнительно небольшом участке земли можно найти и высоты, и заболоченные низины, и густые леса, и водные преграды. Здесь — самая высокая в окрестностях города Воронья гора (ее высота 175 метров над уровнем моря), другие горы и горушки, целая система озер и речек.
Первые учения прошли в Красном селе в июне 1765 года по приказу Екатерины II. Есть сведения, что в них участвовал сам А. В. Суворов. Но настоящий расцвет «военной столицы» начался после 1819 года, когда Красное село было приобретено Александром I. На протяжении почти столетия здесь сформировался гигантский военный комплекс, занявший площадь более 210 кв.км и протянувшийся от Скачек до деревни Виллози. Вдоль цепочки озер расположились лагеря — Авангардный и Большой.Через эти лагеря, крупнейшие в стране, прошел весь цвет Российской армии, их посещали известные политики и коронованные особы, здесь служил М. Ю. Лермонтов. Тут были и дворцы, и парки, но интересно, что в отличие от других дворцово -парковых ансамблей, где средоточием была царская резиденция, в Красном центром симметричной композиции являются кавалерские дома, кухня и .. гауптвахта! Дворцы же расположены по краям.
С 1853 года, после строительства железной дороги, а особенно — после того, как в 1873 году она была продолжена до Гатчины, Красное становится популярным дачным местом. «Там было царство дачников», — писал очевидец, — «стучали каблучки, звякали шпоры. Мамаши высматривали дочкам женихов, достойных приглашали в дом пить чай, угощали ватрушками, вареньем.» Другой очевидец вспоминал: «Высокая гора Дудергоф скрывала в своем густом лесу и на дорогах не один роман юнкеров с офицерскими женами».
В 1851 году в Красном селе построен был театр по проекту архитектора Сарычева, а вокруг разбили парк с целой сетью ручьев, над которыми нависали изящные мостики. Перед театром журчал фонтан, а напротив, на берегу Безымянного озера, — ресторан и купальни в виде резных павильонов. Два раза в неделю в театре шли спектакли — классических пьес не ставили, о нет! «Процветал балет вместе с опереткой», — вспоминал А. Ломачевский, генерал от кавалерии, бывший директором театра в 1874 году. В его время здесь выступал Феликс Кшесинский, позже Матильда Кшесинская, а в 1908 году - Агриппина Ваганова.
Сколько милого флирта, а то и серьезных романов, видел театральный парк! Юнкера, офицеры, министры, Великие князья — все они без различия возраста увлекались актрисами и танцовщицами. Что греха таить — многих театральных прелестниц доставляли к подьезду Красносельского театра тройки знатных поклонников! При этом одной из самых серьезных проблем была доставка цветов — ведь букеты подносили не только актрисам, но и Великим княгиням, и самой цесаревне...
А. Ломачевский вспоминал, как «чудной летней ночью лихой ямщик, а может, и не менее лихой поручик скакал по Петергофскому шоссе на Крестовский к Эйлерсу за цветами... Садовники еще спали, выносливые кони передохнули, пока был готов букет душистых светло-палевых роз с незабудками и ландышами».
Прелестный, должно быть, был букет!
Но не все же веселиться, не одним театром и флиртом полна была жизнь Красного села в те далекие летние дни. «Тяжело в ученье — легко в бою». Как же они проходили, красносельские учения?
Граф Игнатьев — вот к кому обратимся мы с просьбой рассказать об этом, ведь его воспоминания —настоящая энциклопедия жизни русского кавалериста. «Выступление в лагерь очень смахивало на красивый пикник. День для этого выбирался в начале мая — теплый, солнечный. Из 40 офицеров полка в лагерь выходило не больше 20 — в большинстве молодежь. Остальные разьезжались по своим имениям, на заграничные курорты, и мы их до осени никогда не видели».
Оговоримся, что и без отсутствовавших офицеров в учениях участвовало огромное количество человек — до сорока тысяч, а в 1845 и 1853 году — до ста двадцати тысяч! Прибавьте лошадей и дачников.
Но предоставим слово графу Игнатьеву, служившему тогда в кавалергардах: «Павловская слобода, где по дворам у крестьян располагался кавалергардский полк, составляла продолжение Красного села, разбросанного вдоль довольно скверного шоссе. Это шоссе, с мягкой обочиной для верховой езды, тянулось до военного поля 6-7 километров. Ближайший к военному полю отрезок этого шоссе по мере приближения конца лагерного сбора, связанного с царским приездом, постепенно принимал все более и более нарядный вид. Перед деревянными дворцами Великих князей и высшего военного начальства благоухали цветы, дорожки посыпались ярко-желтым песком, а пыльное шоссе поливалось по нескольку раз в день из бочек, развозившихся на одноконных повозках».
И вновь придется прервать рассказчика — уж очень забавный исторический анекдот есть про это шоссе. В 1845 году, в царствование Николая I, было шоссе действительно скверным настолько, что царь,осмотрев его, нашел, что оно представляет прямо-таки опасность для проезжающих. Царь сделал строжайший выговор начальству и всем причастным к устройству шоссе лицам, а главных виновников — подполковника Богуневского и капитана Геригросса 2-го велел аж месяц держать под арестом на уже знакомой нам гауптвахте, более того, исправления по работам было приказано произвести за счет виновных. Тем не менее, вероятно, ко времени графа Игнатьева шоссе вновь пришло в негодность. Однако полки благополучно проходили по нему и попадали в свои лагеря. Главный лагерь состоял из бесчисленных рядов белых палаток, за ними зеленели березовые рощи, а далее, вдоль шоссе, была вытянута линия офицерских дач, окрашенных в цвета мундиров соответствующих полков.
По вечерам, перед молитвой, лагерь оглашался голосами дневальных, которые, — как петухи — распевали приказ дежурного по лагерю «надеть шинели в рукавы», затем звучали сигнальные рожки, игравшие в темпе марша походную зорю и заглушавшие полный поэзии мотив кавалерийской зори. После нескольких минут тишины, посвященных перекличке, рев многих тысяч голосов оглушал все окрестности пением молитвы «Отче наш».
Учения проходили на военном поле ежедневно. Во времена графа Игнатьева был как раз разработан новый строевой устав, и на военном поле в Красном селе русская кавалерия осваивала незнакомые приемы. Одним из нововведений был полевой галоп, в шутку тут же окрещенный «палевым». Для него был введен специальный сигнал:
«Всадники двигайте ваших коней
В поле галопом резвей»
Но ехидная молодежь переиначила официальные слова, и пела на тот же мотив другие:
«Сколько я раз говорил дураку:
Крепче держись за луку!»
Вообще кавалерийские сигналы — тема очень интересная. Во времена, когда не было раций и радиотелефонов, яркие и звонкие сигналы были важнейшим средством координации действий отдельных военных частей — и в учениях, и на поле боя. Слова их часто были очень поэтичны, например, галоп:
«Ну, в галоп, в поводья конь, и шенкель ему в бок
Собирайся, конь, совсем в клубок».
Или сбор, звучавший над Военным полем:
«Сберитесь, быстрее сомкнитесь,
Всадники ратные,
Бурею ринуться,
Саблею тешиться,
Дружно мы сломим врага.
Слушай, всадники, други,
Звуки призывной трубы.»
Скорость галопа регулировалась по часам — верста за 2 минуты 20 секунд, две версты за 5 минут, четыре версты за 10 минут. Реформы коснулись и команд — их перестали вы-крикивать, «взамен этого по простому взмаху шашкой не только эскадрон, а целые дивизии развертывались веером в строй эскадронных колонн, производили заезды в любом направлении в полной тишине, и на полном карьере — слышался лишь топот тысяч копыт» (граф Игнатьев).
По окончании учений полки возвращались в лагерь под песни, которые по команде: «Песенники, вперед!» — затягивали солдаты. Там уставших за день коней расседлывали, чистили, заводили в воду, чтобы дать отдых натруженным ногам, и всех мастей кони наполняли реку. А господа офицеры мчались в театр, где в 8 часов вечера начинался очередной спектакль...
И еще одно событие было средоточием жизни летнего Красного села. Это, конечно же, офицерские скачки. Они были учреждены Великим князем Николаем Николаевичем-старшим. Первые воспоминания о них относятся еще к 1857 году. «Его Высочеству угодно, чтобы там был устроен временный открытый манеж. Он должен состоять из одного только борта, длиною и шириною по мере манежа Главной придворной конюшни». А в 1872 году Великий князь решает устроить ежегодные общие скачки на 4 версты для желающих офицеров всей кавалерии. Тогда была сооружена скаковая дорожка эллиптической формы. На финише была возведена императорская беседка, по бокам ее 4 галерки. Рядом были построены конюшни для содержания лошадей перед стартом.
Скачки подразделялись на 3 разряда: самая сложная – Большая 4-верстная на призы императора, второй разряд — высшая манежная езда и 3-верстная скачка с препятствиями на призы военного министерства, третий разряд — 2-верстная гладкая скачка, на которую допускались и пехотные офицеры.
В первых двух разрядах могли участвовать только кавалеристы или офицеры конной артиллерии. Интересно, что такая дискриминация пехотинцев в русской армии проявлялась еще при Петре 1 в весьма забавном старинном правиле, предписывавшем пехотному офицеру, «буде ему случиться проезжать мимо конного строя, предварительно слезть и вести коня в поводу, дабы не вызывать смеху со стороны конников».
Но вернемся, однако же, к скачкам. К 4-верстной скачке допускались лошади всех пород, рожденные в России. Вес кавалериста со всей амуницией должен был составлять не менее 72 кг. Препятствий было 10, первым была река Дудергофка, которую можно было преодолеть вброд или вплавь. Затем шел дощатый забор, водяной ров, бруствер со рвом, вал, живая изгородь, вал с живой изгородью и водяным рвом, барьер из соломы, сухой ров и соломенный двойной барьер. Победитель получал ценный приз и 3000 рублей деньгами, пришедший вторым — приз и 1700 рублей деньгами, третий довольствовался призом и 700 рублями. До начала скачек офицеры обязаны были представить распорядителям документы на лошадей, в которых, как в современном паспорте спортивной лошади, указывались ее кличка, масть, пол, возраст, приметы, порода и завод. Причем, далеко не все записавшиеся допускались к участию в главной скачке. Сперва претенденты сдавали нечто вроде экзамена, состоявшего из 2-х частей: сначала в манеже перед специальной комиссией надо было продемонстрировать различные элементы строевой кавалерийской езды (нечто вроде современной троеборной «манежки»). Оценивалось выступление по 5-бальной системе. Затем конь и всадник должны были проскакать за 2 минуты одну версту, преодолев 2 препятствия: земляной вал (70 см.) и ров (150 см.). Не уложившихся в норму времени или не преодолевших одно из препятствий не допускали к главной скачке. Так, из 32 офицеров, записавшихся в самую первую Красносельскую скачку, пятеро не были к ней допущены (из 27 допущенных счастливчиков 12 так до финиша и не доехали).
Кстати, граф Игнатьев, отличный спортсмен, участвовал в такой скачке на своем Лорд-мэре, но пришел вторым. Он вспоминал, что пришедший первым рыжий чистокровный Чикаго очень напоминал экстерьером пятивершкового вислоухого Гладиатора, основного соперника Фру-Фру на скачках, описанных Львом Толстым. («Крупные, прелестные, совершенно правильные формы жеребца с чудесным задом и необычайно короткими, над самыми копытами сидевшими бабками ...»)
Описывать Красносельские скачки — занятие бесперспективное. Лучше Льва Толстого все равно никто никогда об этом не расскажет. Так что лучше пройдите этот путь с графом Вронским и Фру-Фру, получите огромное удовольствие. В утешение скажу, что в реальном эпизоде с князем Голицыным, лидером скачки, как и Вронский, упавшем на последнем препятствии, конь остался жив-здоров.
По окончании скачек тут же, у трибун, вручались призы, причем не только всадникам, но и лучшим стрелкам, и даже кашеварам. Между последними ежегодно устраивались соревнования в варке щей и каши, для чего в склон Дудергофской горы в ряд врывались котлы. Судьями были фельдфебели, причем призы присуждались тайным голосованием. Как видите, все было очень серьезно.
После скачек, как правило, ехали в театр, а на другой день, незадолго до заката солнца, все собирались у церкви главного егеря на «зорю с церемонией». Играл сборный, от всех гвардейских полков, оркестр в тысячу человек. Впереди оркестра стоящий барабанщик взмахивал палочками, музыка стихала, и, по команде «На молитву, шапки долой», при последних лучах заходящего солнца читалась молитва « Отче наш».
И лагерь был закончен. Закрывался театр, свертывались палатки, поезда и экипажи уносили в столицу изящных дачниц, строем уходили полки. Красное село затихало до следующего лета, и только вороны носились над Военным полем и над дистанцией Большой Красносельской скачки....
17 июля 1914 года (по старому стилю) в Санкт-Петербургском военном округе был получен приказ о мобилизации. Это было начало Первой мировой войны и той жуткой метели, которая еще не один десяток лет «мела, мела по всей земле».
А тогда в Красном селе только что закончились эскадронные и ротные учения. На ближайшее воскресенье намечены были скачки, на Военном поле уже состоялся Высочайший смотр... Скачек не было. А смотр стал последним в истории российской императорской армии. Начиналась другая эпоха.
Ирина Хиенкина
И было еще одно местечко... Судьба его поистине удивительна, уникальна, невероятна. В течении почти 100 лет на три месяца в году оно становилось «военной столицей» России, чтобы остальные 9 месяцев жить сонной жизнью провинциального городка в ожидании нового сезона. А до того и после того — это был и есть просто пригород Петербурга, в котором сегодня не часто встретишь досужего туриста, не то, что в пышном Петергофе или в Царском селе. А между тем, местечку этому есть, чем гордиться — оно до сих пор насыщено мало кому известными реликвиями. Место это — Красное Село.
Красное село основано еще Петром I в 1709 году на одной из древнейших магистралей нашего края — Нарвской дороге, включавшей в себя часть еще более древнего Новгородского тракта, на землях Дудоровского погоста Ореховского уезда. Дудоровский погост в допетровские времена состоял из небольших хуторов и деревень, но Петр -преобразователь назначил этому месту роль промышленного центра. Блестящие наследники Петра I — Екатерина II и Александр I — еще раз круто перевернули жизнь этого края, избрав его для проведения маневров. Почему именно Красное село? Да просто местность здесь подходящая: на сравнительно небольшом участке земли можно найти и высоты, и заболоченные низины, и густые леса, и водные преграды. Здесь — самая высокая в окрестностях города Воронья гора (ее высота 175 метров над уровнем моря), другие горы и горушки, целая система озер и речек.
Первые учения прошли в Красном селе в июне 1765 года по приказу Екатерины II. Есть сведения, что в них участвовал сам А. В. Суворов. Но настоящий расцвет «военной столицы» начался после 1819 года, когда Красное село было приобретено Александром I. На протяжении почти столетия здесь сформировался гигантский военный комплекс, занявший площадь более 210 кв.км и протянувшийся от Скачек до деревни Виллози. Вдоль цепочки озер расположились лагеря — Авангардный и Большой.Через эти лагеря, крупнейшие в стране, прошел весь цвет Российской армии, их посещали известные политики и коронованные особы, здесь служил М. Ю. Лермонтов. Тут были и дворцы, и парки, но интересно, что в отличие от других дворцово -парковых ансамблей, где средоточием была царская резиденция, в Красном центром симметричной композиции являются кавалерские дома, кухня и .. гауптвахта! Дворцы же расположены по краям.
С 1853 года, после строительства железной дороги, а особенно — после того, как в 1873 году она была продолжена до Гатчины, Красное становится популярным дачным местом. «Там было царство дачников», — писал очевидец, — «стучали каблучки, звякали шпоры. Мамаши высматривали дочкам женихов, достойных приглашали в дом пить чай, угощали ватрушками, вареньем.» Другой очевидец вспоминал: «Высокая гора Дудергоф скрывала в своем густом лесу и на дорогах не один роман юнкеров с офицерскими женами».
В 1851 году в Красном селе построен был театр по проекту архитектора Сарычева, а вокруг разбили парк с целой сетью ручьев, над которыми нависали изящные мостики. Перед театром журчал фонтан, а напротив, на берегу Безымянного озера, — ресторан и купальни в виде резных павильонов. Два раза в неделю в театре шли спектакли — классических пьес не ставили, о нет! «Процветал балет вместе с опереткой», — вспоминал А. Ломачевский, генерал от кавалерии, бывший директором театра в 1874 году. В его время здесь выступал Феликс Кшесинский, позже Матильда Кшесинская, а в 1908 году - Агриппина Ваганова.
Сколько милого флирта, а то и серьезных романов, видел театральный парк! Юнкера, офицеры, министры, Великие князья — все они без различия возраста увлекались актрисами и танцовщицами. Что греха таить — многих театральных прелестниц доставляли к подьезду Красносельского театра тройки знатных поклонников! При этом одной из самых серьезных проблем была доставка цветов — ведь букеты подносили не только актрисам, но и Великим княгиням, и самой цесаревне...
А. Ломачевский вспоминал, как «чудной летней ночью лихой ямщик, а может, и не менее лихой поручик скакал по Петергофскому шоссе на Крестовский к Эйлерсу за цветами... Садовники еще спали, выносливые кони передохнули, пока был готов букет душистых светло-палевых роз с незабудками и ландышами».
Прелестный, должно быть, был букет!
Но не все же веселиться, не одним театром и флиртом полна была жизнь Красного села в те далекие летние дни. «Тяжело в ученье — легко в бою». Как же они проходили, красносельские учения?
Граф Игнатьев — вот к кому обратимся мы с просьбой рассказать об этом, ведь его воспоминания —настоящая энциклопедия жизни русского кавалериста. «Выступление в лагерь очень смахивало на красивый пикник. День для этого выбирался в начале мая — теплый, солнечный. Из 40 офицеров полка в лагерь выходило не больше 20 — в большинстве молодежь. Остальные разьезжались по своим имениям, на заграничные курорты, и мы их до осени никогда не видели».
Оговоримся, что и без отсутствовавших офицеров в учениях участвовало огромное количество человек — до сорока тысяч, а в 1845 и 1853 году — до ста двадцати тысяч! Прибавьте лошадей и дачников.
Но предоставим слово графу Игнатьеву, служившему тогда в кавалергардах: «Павловская слобода, где по дворам у крестьян располагался кавалергардский полк, составляла продолжение Красного села, разбросанного вдоль довольно скверного шоссе. Это шоссе, с мягкой обочиной для верховой езды, тянулось до военного поля 6-7 километров. Ближайший к военному полю отрезок этого шоссе по мере приближения конца лагерного сбора, связанного с царским приездом, постепенно принимал все более и более нарядный вид. Перед деревянными дворцами Великих князей и высшего военного начальства благоухали цветы, дорожки посыпались ярко-желтым песком, а пыльное шоссе поливалось по нескольку раз в день из бочек, развозившихся на одноконных повозках».
И вновь придется прервать рассказчика — уж очень забавный исторический анекдот есть про это шоссе. В 1845 году, в царствование Николая I, было шоссе действительно скверным настолько, что царь,осмотрев его, нашел, что оно представляет прямо-таки опасность для проезжающих. Царь сделал строжайший выговор начальству и всем причастным к устройству шоссе лицам, а главных виновников — подполковника Богуневского и капитана Геригросса 2-го велел аж месяц держать под арестом на уже знакомой нам гауптвахте, более того, исправления по работам было приказано произвести за счет виновных. Тем не менее, вероятно, ко времени графа Игнатьева шоссе вновь пришло в негодность. Однако полки благополучно проходили по нему и попадали в свои лагеря. Главный лагерь состоял из бесчисленных рядов белых палаток, за ними зеленели березовые рощи, а далее, вдоль шоссе, была вытянута линия офицерских дач, окрашенных в цвета мундиров соответствующих полков.
По вечерам, перед молитвой, лагерь оглашался голосами дневальных, которые, — как петухи — распевали приказ дежурного по лагерю «надеть шинели в рукавы», затем звучали сигнальные рожки, игравшие в темпе марша походную зорю и заглушавшие полный поэзии мотив кавалерийской зори. После нескольких минут тишины, посвященных перекличке, рев многих тысяч голосов оглушал все окрестности пением молитвы «Отче наш».
Учения проходили на военном поле ежедневно. Во времена графа Игнатьева был как раз разработан новый строевой устав, и на военном поле в Красном селе русская кавалерия осваивала незнакомые приемы. Одним из нововведений был полевой галоп, в шутку тут же окрещенный «палевым». Для него был введен специальный сигнал:
«Всадники двигайте ваших коней
В поле галопом резвей»
Но ехидная молодежь переиначила официальные слова, и пела на тот же мотив другие:
«Сколько я раз говорил дураку:
Крепче держись за луку!»
Вообще кавалерийские сигналы — тема очень интересная. Во времена, когда не было раций и радиотелефонов, яркие и звонкие сигналы были важнейшим средством координации действий отдельных военных частей — и в учениях, и на поле боя. Слова их часто были очень поэтичны, например, галоп:
«Ну, в галоп, в поводья конь, и шенкель ему в бок
Собирайся, конь, совсем в клубок».
Или сбор, звучавший над Военным полем:
«Сберитесь, быстрее сомкнитесь,
Всадники ратные,
Бурею ринуться,
Саблею тешиться,
Дружно мы сломим врага.
Слушай, всадники, други,
Звуки призывной трубы.»
Скорость галопа регулировалась по часам — верста за 2 минуты 20 секунд, две версты за 5 минут, четыре версты за 10 минут. Реформы коснулись и команд — их перестали вы-крикивать, «взамен этого по простому взмаху шашкой не только эскадрон, а целые дивизии развертывались веером в строй эскадронных колонн, производили заезды в любом направлении в полной тишине, и на полном карьере — слышался лишь топот тысяч копыт» (граф Игнатьев).
По окончании учений полки возвращались в лагерь под песни, которые по команде: «Песенники, вперед!» — затягивали солдаты. Там уставших за день коней расседлывали, чистили, заводили в воду, чтобы дать отдых натруженным ногам, и всех мастей кони наполняли реку. А господа офицеры мчались в театр, где в 8 часов вечера начинался очередной спектакль...
И еще одно событие было средоточием жизни летнего Красного села. Это, конечно же, офицерские скачки. Они были учреждены Великим князем Николаем Николаевичем-старшим. Первые воспоминания о них относятся еще к 1857 году. «Его Высочеству угодно, чтобы там был устроен временный открытый манеж. Он должен состоять из одного только борта, длиною и шириною по мере манежа Главной придворной конюшни». А в 1872 году Великий князь решает устроить ежегодные общие скачки на 4 версты для желающих офицеров всей кавалерии. Тогда была сооружена скаковая дорожка эллиптической формы. На финише была возведена императорская беседка, по бокам ее 4 галерки. Рядом были построены конюшни для содержания лошадей перед стартом.
Скачки подразделялись на 3 разряда: самая сложная – Большая 4-верстная на призы императора, второй разряд — высшая манежная езда и 3-верстная скачка с препятствиями на призы военного министерства, третий разряд — 2-верстная гладкая скачка, на которую допускались и пехотные офицеры.
В первых двух разрядах могли участвовать только кавалеристы или офицеры конной артиллерии. Интересно, что такая дискриминация пехотинцев в русской армии проявлялась еще при Петре 1 в весьма забавном старинном правиле, предписывавшем пехотному офицеру, «буде ему случиться проезжать мимо конного строя, предварительно слезть и вести коня в поводу, дабы не вызывать смеху со стороны конников».
Но вернемся, однако же, к скачкам. К 4-верстной скачке допускались лошади всех пород, рожденные в России. Вес кавалериста со всей амуницией должен был составлять не менее 72 кг. Препятствий было 10, первым была река Дудергофка, которую можно было преодолеть вброд или вплавь. Затем шел дощатый забор, водяной ров, бруствер со рвом, вал, живая изгородь, вал с живой изгородью и водяным рвом, барьер из соломы, сухой ров и соломенный двойной барьер. Победитель получал ценный приз и 3000 рублей деньгами, пришедший вторым — приз и 1700 рублей деньгами, третий довольствовался призом и 700 рублями. До начала скачек офицеры обязаны были представить распорядителям документы на лошадей, в которых, как в современном паспорте спортивной лошади, указывались ее кличка, масть, пол, возраст, приметы, порода и завод. Причем, далеко не все записавшиеся допускались к участию в главной скачке. Сперва претенденты сдавали нечто вроде экзамена, состоявшего из 2-х частей: сначала в манеже перед специальной комиссией надо было продемонстрировать различные элементы строевой кавалерийской езды (нечто вроде современной троеборной «манежки»). Оценивалось выступление по 5-бальной системе. Затем конь и всадник должны были проскакать за 2 минуты одну версту, преодолев 2 препятствия: земляной вал (70 см.) и ров (150 см.). Не уложившихся в норму времени или не преодолевших одно из препятствий не допускали к главной скачке. Так, из 32 офицеров, записавшихся в самую первую Красносельскую скачку, пятеро не были к ней допущены (из 27 допущенных счастливчиков 12 так до финиша и не доехали).
Кстати, граф Игнатьев, отличный спортсмен, участвовал в такой скачке на своем Лорд-мэре, но пришел вторым. Он вспоминал, что пришедший первым рыжий чистокровный Чикаго очень напоминал экстерьером пятивершкового вислоухого Гладиатора, основного соперника Фру-Фру на скачках, описанных Львом Толстым. («Крупные, прелестные, совершенно правильные формы жеребца с чудесным задом и необычайно короткими, над самыми копытами сидевшими бабками ...»)
Описывать Красносельские скачки — занятие бесперспективное. Лучше Льва Толстого все равно никто никогда об этом не расскажет. Так что лучше пройдите этот путь с графом Вронским и Фру-Фру, получите огромное удовольствие. В утешение скажу, что в реальном эпизоде с князем Голицыным, лидером скачки, как и Вронский, упавшем на последнем препятствии, конь остался жив-здоров.
По окончании скачек тут же, у трибун, вручались призы, причем не только всадникам, но и лучшим стрелкам, и даже кашеварам. Между последними ежегодно устраивались соревнования в варке щей и каши, для чего в склон Дудергофской горы в ряд врывались котлы. Судьями были фельдфебели, причем призы присуждались тайным голосованием. Как видите, все было очень серьезно.
После скачек, как правило, ехали в театр, а на другой день, незадолго до заката солнца, все собирались у церкви главного егеря на «зорю с церемонией». Играл сборный, от всех гвардейских полков, оркестр в тысячу человек. Впереди оркестра стоящий барабанщик взмахивал палочками, музыка стихала, и, по команде «На молитву, шапки долой», при последних лучах заходящего солнца читалась молитва « Отче наш».
И лагерь был закончен. Закрывался театр, свертывались палатки, поезда и экипажи уносили в столицу изящных дачниц, строем уходили полки. Красное село затихало до следующего лета, и только вороны носились над Военным полем и над дистанцией Большой Красносельской скачки....
17 июля 1914 года (по старому стилю) в Санкт-Петербургском военном округе был получен приказ о мобилизации. Это было начало Первой мировой войны и той жуткой метели, которая еще не один десяток лет «мела, мела по всей земле».
А тогда в Красном селе только что закончились эскадронные и ротные учения. На ближайшее воскресенье намечены были скачки, на Военном поле уже состоялся Высочайший смотр... Скачек не было. А смотр стал последним в истории российской императорской армии. Начиналась другая эпоха.
Ирина Хиенкина
Блин, устал воевать 
Теперь знаю, с кем воюю. 
Обещаю, Победа будет за нами!!! 
(Я про ХОХЛОВ) 
